Эта цитата из Одоевского очень напоминает малкавианское становление.
читать дальше "От тайных чар прийми ты дар: обо всем размышлять, все на свете читать, говорить и писать, красно и легко, слезно и смешно, стихами и в прозе, в тепле и морозе, наяву и во сне, на столе, на песке, ножом и пером, рукой, языком, смеясь и в слезах, на всех языках...".
Сегелиель сунул в руку поэту какую-то бумагу и поворотил его к дверям.
Когда Киприяно вышел от Сегелиеля, то доктор с хохотом закричал: "Пепе! фризовую шинель!" - "Агу!" - раздалось со всех полок докторской библиотеки, как во 2-м действии "Фрейшюца".
Он заглянул в щелочку - и что же увидел: все книги на полках были в движении; из одной рукописи выскочила цифра 8, из другой арабский алеф, потом греческая дельта; еще, еще - и наконец вся комната наполнилась живыми цифрами и буквами; они судорожно сгибались, вытягивались, раздувались, переплетались своими неловкими ногами, прыгали, падали; неисчислимые точки кружились между ними, как инфузории в солнечном микроскопе, и старый халдейский полиграф бил такт с такою силою, что рамы звенели в окошках...С тех пор Киприяно и людей, Киприяно и природу разделила бездна. Киприяно обезумел. Он бежал из отечества, скитался. Наконец он поступил шутом к одному степному помещику. Он ходит во фризовой шинели, подпоясанный красным платком, сочиняет стихи на каком-то языке, составленном из всех языков мира...