... А у корзины сидит торговка с яблоками. Вы можете не обратить на нее внимания, решив, что это самая простая торговка с самыми обыкновенными яблоками. Но нет, это черный дракон! (с)
Арка 1. Место действия: Страсбург Время действия: сентябрь 1705 и 1755 гг. Тема: В подмастерья пойду, пусть меня научат Цель: собрать больше тайн, не меньше пяти книг и, конечно же, приключения Главный герой: Арман де Монтаржи
Как известно, настоящие каэсиды не только собирают книги, но и способствуют книгораспространению (особенно в таком городе как Страсбург). Время было выбрано не случайно, с расчетом на португальские события 1755 года, когда птенчик покинет сирово «гнездо». ________________________________________________________________________________________________________________________ Каэсид стоял во дворе своего дома, перед раскидистым кустом сирени. Ветки с одной стороны куста, примерно на уровне плеча каэсида, были безжалостно изгрызены. — Ваш потомок сгрыз мне всю сирень!..— в праведном негодовании пробормотал он.— О нет, Каин, это же мой потомок… Мысли его были совсем немножечко затуманены Бедламом. ________________________________________________________________________________________________________________________ читать дальше Семья дала Арману имя, честь относиться ко второму сословию, и возможность посещать Наваррский колледж… Правда, пробыл там недолго, покинув заведение после розыгрыша интенданта, отца Бонифация (нарядившись призраками, веселые школяры перепугали интенданта и обнесли кладовую, похитив вино и окорока). Возвращаться в родной дом он не спешил, а поехал в Страсбург, беседовать по салонам о науках и всяческом оккультизме. Возможно, интерес юного студиозуса к магии начался с трактатов Джона Ди, а, может, с изысканий Джованни Пико делла Мирандола, ведь сказал он: "Никакая иная наука так не удостоверяет нас в божественности Христа как магия и каббала". Так Арман сам не заметил, как стал завсегдатаем маленького общества Ириса и Чертополоха, выбранное ими название на языке символов говорило о стремлении проникать в суть вещей. Денежки, выданные на обучение, неотвратимо подходили к концу, когда Арман прознал, что один страсбургский издатель, герр Мартино, собрался печатать труд Иоганна Вейера «О страхе смерти». Про Вейера говорили, что он не только выступал против охоты на ведьм, но за свою жизнь успел пересчитать всех демонов. Искать встречи с типографом и отправился наш Арман. Встретиться с ним было трудно, если посетитель желал справиться нет ли у мастера нужной ему книги или же предложить свою рукопись, он должен был оставить записочку приказчику... собственно, большинство так и делали.
— Только герр этот затворник,— авторитетно заявил мальчишка, отловленный Арманом на той же улочке, где и располагался дом типографа.— Нифого не пуфкают. А его Анке, ну, служанка, ключница, значит, с базара всегда берет рыбу и кислое молоко, и ни с кем не говорит. Мамка сказала — дурная. А на то Рождество он леденец мне купил!
Арман мог достаться и тремере. Дом и клан всегда следил за подобными кружками любителей редкостей, отбирая перспективных «кирпичиков» для своей Пирамиды. «Если вы приедете в Обернэ»,— намекали Арману,— «в вашем распоряжении окажется моя коллекция… Весьма обширная». Расторопный Сородич упоминал и о «De praestigiis daemonum» Вейера, трактате "Об оккультной философии" Агриппы, учителя Вейера; списках с Гоетии и другие редкие издания, переписанные вручную, либо вышедших в количестве считанной дюжины экземпляров из знаменитых печатен Кракова. Святая Инквизиция хоть и притупила зубы, но все еще больно кусалась. А разные тайные штуки Арман любил. Читал запрещенные книжки (какие удавалось найти), в спиритических сеансах участвовал, призывами духов баловался: тех, что в Гоетии значились как учителя премудростей, и то больше с пьяных глаз.
"Эй ты, в круге! Философию сдашь за нас, понял?"— говорили интеллигентному Халаку с именем Мурмур, попавшему в Соломонову книжку как пятьдесят четвёртый дух, великий герцог и граф, чья служба состоит в том, чтобы в совершенстве обучать философии, да заставлять души умерших являться перед заклинателем, и, если тот прикажет, отвечать на вопросы. Халаку облезал от злости и пестовал душевную травму. ________________________________________________________________________________________________________________________ Когда Арману все-таки удалось встретиться с неуловимым книжником, юноша был сама вежливость, но просился в ученики. Дав Арману ознакомиться с искомой книгой, каэсид (питавший слабость к Волшебному народу и отвращение ко всему, что связано со Страной-за-Саваном) озвучил гостю три условия-испытания: хранить молчание обо всем, что увидел здесь; сделать что-то хорошее для мира вокруг (испытание ответственностью); обязаться свершить какой угодно добрый поступок. И, назначив срок в десять дней, он выставил юношу. За эти дни Арман: нагадал по кофейные гуще перемены в жизни, спас лошадь от живодерни, а на второе испытание не придумал ничего лучше, чем выжрать корзину зеленых яблок, а огрызки закопать недалеко от дома книжника, предварительно вызнав у соседей в какую сторону уважаемый герр чаще всего гуляет. Спустя пол века вдоль канала действительно высилась яблоневая роща.
Каэсид остался доволен. Армана отмыли, побрили, сняли крест, вывели Мистерией всех вошек и блошиков (Так Арман открыл для себя заманчивые перспективы собственной практики. «Озолотюсь!» — мечтал юноша.— «Жди меня, прыгучее черное «золото»!») и повели Становляться (обездвижив Доминейтом, с удовольствием сливали кровь в кувшины с далеко идущими планами – на мармелад) ________________________________________________________________________________________________________________________ «Чего-то кушать хочется»,— пришел следующим вечером к Сиру чайльд (а чего стесняться-то). И давай наворачивать предложенный мармелад. «Вкусно-вкусно!»— говорило его чавканье. «Как тебе, вкусно?»— когда неонат доедал последний кусочек. «Да…» «Твоя. Весьма недурственно… Ну, что такое? У тебя же был такой прекрасный аппетит…»
(Эта злая шутка вышла каиниту, проклятому Правилом трех, изрядно боком. Сделанное добро возвращалось к нему троекратно, а зло – тем более. И небрежно попранная человечность с годами вернулась утратой его собственной человечности, грузом Банальности и смертью фейской сущности; все как у так дорогих его сердцу фей). ________________________________________________________________________________________________________________________ Химеру-ментора юного каинита звали Амели Ан-Дё-Труа; жил-был неблагой слуаг, он взял трех котят, утопленных, и сшил снятые со зверят шкурки в пушистого «паука» с шестью стекляшками глаз, тремя хвостами и многими лапками. Когда Сир неоната был совсем юным птенцом, он отбил игрушку у этого отвратительного Буки, и, в благодарность, Амели Раз-Два-Три стала его проводником в мире фей. Она придерживалась неблагого Наследия (Искуситель) и щеголяла манией величия в легкой форме. Так Амели время от времени она требовала, чтоб с ней играли: в прятки там или в загадки, а иногда и в больную. А также требовала, чтоб Арман чесал брюшко, укрывал и говорил комплименты. Приходилось играть и укрывать! ________________________________________________________________________________________________________________________ Первая охота, травмирующее вчерашнего человека сравнение людей с немытыми овощами («Вот тебе тряпочка, чтоб протирать ею немытые шеи, а вот чашечка. Иди кормись!»). Первое знакомство с Эхом: знающий имя да обретет власть или как человеку легко и без проволочек заставить неоната колоть дрова, да так, чтоб «на три дня хватило». ________________________________________________________________________________________________________________________ Больше всего Арман страдал от каллиграфии. Но упражняться в ней приходилось чаще всего. ________________________________________________________________________________________________________________________ Сир годами бултыхался в Бедламе, то пропадая, то немножко выныривая. Поглядев в зеркало, всю следующую ночь он начинал вести себя странно: слышал голоса и разговаривал с предметами обстановки, хотя подлинными химерами они не являлись; или внезапно считал, что все вокруг присыпано мукой, тогда почтенный каэсид поднимал с постели гуленьку и изводил несчастную бесконечными придирками: «Но тут же грязно!.. Вот, гляди, у меня вся ладонь белая». Но потом набрал Банальности остепенился и больше так не чудил. Теперь ночами напролет он читал или занимался делами своего типографии: считал с приказчиком деньги, вычитывал рукописи и делал другие скучные-скучные дела. ________________________________________________________________________________________________________________________ Сирова гуленька на пятидесятилетие неоната наготовила «приданного»: 8 рубах, 2 панталон, 5 жакетов и 2 камзола, дюжина чулок и стопочка платков... Пока Арман рассыпался в комплиментах искусному шитью гулихи-Кинейна, Амели успела подлезть под разложенную одежду и смять ее в кубло. — Амели! — вздохнул Арман, распутывал кубло и взял паучиху на руки. А игрушка казалась довольной – ведь она снова заставила всех скакать вокруг себя и брать на ручки. «Все»,— махала чуть позже лапками Амели,— «ты теперь взрослый, завтра покинешь этот дом. Тебе больше не нужен ментор». Но обещала вернуться к его потомкам. ________________________________________________________________________________________________________________________ А каиниты (Сир и чайльд) отправились в дом Маркония, по старой традиции представиться прародителю и сообщить в какой город отбудет юный каэсид. Для учета. ________________________________________________________________________________________________________________________ На пороге дома их встретил сын Маркония, и завязалась учтивая беседа, о погоде, о бумаге, о переплетных материалах, и о новинках, отпечатанных в типографии Мартино… Арман быстро заскучал и обратился к Зрению фей. А каиниты трындят и трындят, с головой уйдя в тонкости книготорговли. Тут он заметил, как что-то маленькое мелькнуло за углом большого камина с узорной решеткой. А старшие упыри тем временем: — Бубубубубу-бубу. — Бубу? Бубубу... — Бу. — Бубубу... Подошедший поближе Арман разглядел в пыли за камином притаившуюся химерку. Замеченная, она сразу же представилась Йинокрамом и выглядела как крохотный человечек, точно слепленный из сажи, с черным "плащом" на плечах и с "короной"… ах да, как раз в тот самый момент, когда Арман увидел химерку, «короны» на ее голове и не было. (Как-то раз, когда лорд Марконий сидел в своем любимом кресле и предавался сладкой дреме после удачной охоты, он неловко шевельнул рукой и колечко (подарок его Сира с каких-то там времен) слетело с пальца, закатилось в дальний угол к грязи и паутине. Там колечко полежало-полежало, отрастило лапки и убегло, щеголяя надменностью, неслыханной для такого комочка грязи. Когда проспавшийся каэсид обнаружил пропажу, то перевернул вверх дном комнату, но колечка так и не нашел, и вынужден был заказать у ювелира точную копию). ________________________________________________________________________________________________________________________ «Что у вас тут такое, длинненькое»,— заинтересовался Йинокрам. Он смотрел на фазанье перо, украшавшее берет каэсида. Так Арман обменял свое прекрасное перышко на комочек паутинки («Эта ловчая сеть удержит даже дракона, ибо свита она из гордыни нобиля и нет ничего прочней», — важно заявил Йинокрам). Затем химерка озвучивает квест: вернуть его корону. Сам он не может это сделать: «…ведь ее поместили в место, столь омерзительное для меня, что мне пришлось отступить». —Хм... А что же это за место? — заинтересовался Арман. — Омерзительнейшее! Белое! — Кошмар какой, — искренне сказал Арман, развеселившись. И отправился вслед за Йинокрамом, за камин, в норку не больше мышиного лаза (и волшебным образом уменьшившись при этом), оказавшись в химерическом зазеркальи дома Старейшины, где заправлял всем комочек сажи Йинокрам. Но, если в «жилище» Йинокрама было благоустроенно и чисто, то Армана подвели к прогрызенной кем-то дыре в стене. И чистенький, одетый в самое лучшее (самому Марконию представляться!), неонат полез в сей грязный лаз. «Точно крысиный тоннель», — фыркал Арман мысленно. Собственная выходка приводила его в восторг. Долго ли, коротко ли, а дополз он до первой щелочки в стене тоннеля. За ней угадывалась какая-то комната, то, что это была чья-то спальня, выдавал раскатистый храп. А над безмятежно спящим голосил призрак, оплакивая фамильное серебро и, особенно, ложечку, подаренную на крестины. Из жалоб выходило, что все ушло кабаку. За спиной продолжили всхлипывать и бормотать про другие обиды. Маленький, но уже вполне взрослый каэсид гуськом затопал дальше. ________________________________________________________________________________________________________________________ Лаз закончился аккуратно прогрызенной норкой, спрятанной от чужих взглядов за разбросанными игрушками. Выползавший из норки Арман и правда чувствовал себя крысенком, но, чем дальше он отходил от норки, тем более четким все становилось вокруг, более... маленьким. Арман стремительно рос. Судя по всему, эта комната служила детской. В кроватке спал ребенок, а рядом — нянька. Белел у стены кукольный домик. Это был самый аккуратненький, самый беленький и красивенький домик, какой только мог представить Арман. Куклы сидели в нем, лежали и имитировали беседу. И испуганно пискнули, заметив склонившуюся над ними длинноносую тень. — Караул! Караул! — Вы вор? — А, может, он музыкант? — Как только попал? Дева Мария, это так необычно!— защебетали дамы. — Уважаемые, я ищу одну вещицу черного цвета. Вы мне не поможете?— как настоящий злодей из сказки Арман навис над кукольным домиком у детской кроватки. Дамы гордо отказались, за что были наказаны. Каэсид примерился и вероломно схватил одну самую наглую куколку! Подняв вой, игрушки попадали в обморок: — Мамочки, спасите от гоблина!— провизжала одна — ААААААА!— согласилась другая — О, ужасающий гоблин!— пискнула одна куколка с первого этажа.— Мы знаем только один черный кругляш, его принесли мохнатики! В сундучке из полированных тонких вишневых досочек, обитом изнутри какой-то тканькой, оказались засушенные белые цветочки, приятно, медово пахнущие, какая-то проволочка — серебряная? — и довольно массивное колечко, скорее перстень, и правда черненький. Прихватив находку, неонат поспешил к норке, боясь, как бы не проснулись смертные. ________________________________________________________________________________________________________________________ Арман вываливается из норы замызганным, но не побежденным, попачканным, зато с тяжеленьким обручем на сгибе локтя. Получив в награду свиток, он поспешил к выходу из «зазеркалья», но старшие сородичи уже обнаружили пропажу, а на шум из глубины дома вышел даже Марконий. «А я в Сардинию поеду»,— заявил прародителю грязнущий, в трухе и слизи, неонат и был отправлен мыться. ________________________________________________________________________________________________________________________ Завернувшись в простыню, Арман прошелся по купальне, подражая манерам прародителя линии крови. А как хотелось неонату вскинуть верхнюю лапку, отставить нижнюю, и задвинуть александрийским стихом! Точно так сделал бы, но боялся, что кто-то услышит. ________________________________________________________________________________________________________________________ Когда служанка вернулась, неся сменную одежду, свалилась новость: соседи горят. По двору бегали людики. За их хаотичными метаниями с порога дома наблюдал другой каэсид – уже Грандсир неоната. — Ты можешь потерять своего Сира даже больше, чем представляешь,— не совсем понятно выразился старший каэсид, проклятый, как некогда Кассандра, забвением к своим словам.— В нас сильна кровь фей, но порой и они умирают. ________________________________________________________________________________________________________________________ Все в эту ночь дарили неонату подарочки: другой чайльд Маркония подарил Арману янтарь, оберег от кораблекрушений, и предостерег от дерзости Сиру. А Сир предложил потомку на время принять управление второй его типографией, что этой осенью должна откроться в Дижоне. Неонат и согласился, не будь дураком. Мечты о собственной практике вот-вот должны были сбыться: мутить собственный бизнес, бить со сторожей блох, отмывать патлы их черные в вареве на гоблинской шутке! И альби лечить от их тяжким трудом заработанных альбигойских болезней. ________________________________________________________________________________________________________________________ А, когда Сородичи уже расходились по гостевым покоям, но задержались в коридоре, заспорив, на их счастье или к несчастью, Марконий не вышел на шум в ночном колпаке и сверкая пятками. Впрочем, неонат все равно бы не разглядел в темноте пляшущих вокруг прародителя теневых бабочек… ________________________________________________________________________________________________________________________ Подводя итоги, приведем здесь рецепты того, как легко и просто юному сородичу стать отщепенцем в собственном клане:
Способ №1: Исполнить заветную мечту неонатства: бизнес на вошиках (И тут приехал добрый доктор айболит-каэсид из сумрачной Европы, и сказал: "Всеееех вылечу, гоните ваше золото!")
Безбедное существование, мечта смертной жизни и посмертного бытия, вот оно!
В любящих лапках толстеньких блох Ласик лежал; было ясно – он плох.
Антисанитария, любовь клана Ласомбра к темным уголкам, и «еда», которую вечно ели, ведь кровати в ту эпоху делались с расчетом на поколения, и клопов в них было немеряно. Надменные Сторожа садились «на вошь» регулярно, стоило лишь зазеваться и согреть кровью тело. Малоприятная участь не миновала даже…
"Каин, никто меня не любит... Сир бросил, соклановцы — надменные козлы — бросили, как только госпожа Фортуна переменила лик. Блошечки мои, только вы у меня остались. Вы же меня любите, да?.." И они хором: "Даааа, клёвый Марконий!" "Марконий бог!"— ом-ном-ном.
Только на одну ночь, предложение ограничено! Сумрачный немецкий гений из далекого Страсбурга выведет всех ваших блошек и вошиков. Видимый результат уже после первого сеанса, вы забудете вечный зуд и муки голода, больше никаких шустрых бестий, крадущих вашу кровь!— из безымянного ярмарочного листка 18 века.
Способ №2: Если слишком увлечься Мистерией…
— Ты где был?! — Кукол тискал, Сир... <Извращенец!>— думают все
Способ №3: Если увлечься комфортом…
Уж больно запала неонату в душу мраморная купальня старого римлянина! Так Арманов список жизненно нужных в убежище вещей рос: комфорт, роскошь, альби Альби с ванной или ванна с альби... «Сир, я в Марселе! Застрял тут на полдороги у альбигойцев! Прасти Сир, но тут таак весело! Вы нееееее представляете!» Шокировать марсельского каэсида и как заправский пак дразнить задержавшихся в порту ласомбр морскими сторожевыми крысами
Нет-нет, никакой крови они не пьют, по крайней мере, в буквальном смысле этого слова. Но после общения с ними действительно можно очень устать. И почувствовать себя так, как будто из вас действительно… выпили. Примерно литр, а может и больше. Или вы полдня таскали камни. Откуда такой эффект? Из-за их оригинального, ин на что не похожего восприятия времени. Все живое подчинено неким вполне определенным ритмам, в которых происходят жизненно важные процессы и которые ощущаются сознанием как некий внутренний маятник или метроном. И только вампиры живут в ритме джаза; то есть, строго говоря, они живут "вокруг ритма". И эту свою особенность - жить в ритме джаза - сохраняют всю свою довольно длинную по человеческим меркам жизнь. Общаясь друг с другом, мы невольно подстраиваемся друг к другу, создаем из индивидуальных ритмов нечто общее среднее, как если бы пели хором. Но спеть хором джаз... Общаться с вампиром трудно именно поэтому: к нему никак не подстроиться, а логика его ритма настолько сложна, что никогда нельзя быть уверенным, что он выкинет в следующий момент. Ритм и мелодия не имеют этической составляющей. Для вампира этика - предмет весьма абстрактный. У них довольно рано и хорошо появляется чувство стиля. Две-три попытки - и проблемы оформления себя и предметов, которыми он пользуется, решена. Они по-своему обаятельны - на дальней дистанции - и ведут себя очень интригующе. Это потому, что для окружающих начинает звучать тот самый "внутренний джаз", а он очень увлекателен в небольших количествах. Вампиры удивительно неравномерны и кажутся внережимными существами, но они этот хаос как-то планируют, и умеют услышать, учесть и вплести в общее звучание внутренние ритмы всех, кто находится рядом с ними. Поэтому их считают неконфликтными и поэтому они так легко могут договориться с кем угодно и о чем угодно. То, чем пользуется вампир, имеет совершенно особую природу и действует иначе. Он ловит ритм партнера (или оппонента) и подстраиваясь к нему, начинает слегка изменять его. И поведение существа меняется вслед за ритмом. Например, вампиру не нужно самому срывать урок, если его сосед по парте пришел не в настроении. Ритм его раздражения вырвется наружу покачиванием головы, движением руки на парте, качанием колена под столом, чем угодно. И тут же будет пойман и поддержан вампиром - еле заметными шорохами, движениями карандаша в поле бокового зрения, постукиванием пальца по парте. И дальше, минуты через четыре такой накачки, крышка у жертвы слетит окончательно. И всем будет весело. Но именно такой персонаж в качестве друга, супруга, родственника лучше вас отследит ваше состояние. Именно такой диджей сумеет "выжать зал досуха", так, чтобы выйдя с танцпола, народ мог думать только о том, как дойти домой и упасть, а не о том, где бы еще наловить приключений. Подчиняться им легко и приятно, как и следовать за ними туда, куда им хочется.
Описание линейки: Ведущая тенденция — подстройка к ситуации, на всех возможных уровнях (вербально, мимикой осанкой, одеждой). Ощущение безопасности возникает на условии полного вписывания в обстоятельства, включая и те, которые не декларируются.
Я думаю, что я отношусь к этой линейке, потому что… ну, я тоже мимикрирую и могу копировать интонации и позы. Я тоже легко копирую чужие модели поведения.
На самом деле, вы относитесь к этой линейке только если: вы ожидаете от партнера по общению того же качества подстройки, которую вкладываете сами. И качество коммуникации оцениваете прежде всего по степени готовности человека отойти от шаблона (неважно, на чем основанного) и переключиться на вас — подстроиться под ваши обстоятельства, запросы, пожелания. И никакой высококачественный шаблон не сравнится с готовностъю вложиться в понимание мотивов, намерений, обстоятельств.
Описание каталога:
Ключевое: БЫСТРОЕ включение/переключение, ПОЛНОЕ погружение в ситуацию с выделением уникального. Скорость и погружение здесь ключевое. Но погружения в ситуацию требует много сил, отсюда общая утомляемость, меньшая скорость изучения теории, чем у Бестии (если только обучение не от примера к примеру. Собственно, обучение кейсами — это компромисс между Ши и Бестиями, одни ищут схему, вторые озадачиваются уникальными особенностями). Ши вполне может существовать без дела, то есть ситуация, что делать нечего или непонятно что не является настолько дискомфортной, как для Бестии. Зато проблемой будет необходимость делать одно дело и отвлекаться на что-то в "фоновом" режиме. То, что Бестия и за беспокойство не сочтет - проходная реплика - для Ши будет нагрузкой - включиться-выключиться - ой, вы мне помешали!
Представители типа: Голощекин Давид, музыкант Горбачев Михаил, политик Гурченко Людмила, актриса Де Линт Чарльз, писатель Дроздов Николай, телеведущий Кортасар Хулио, писатель Макаревич Андрей, музыкант Сенкевич Юрий, телеведущий Фармер Милен, певица Эко Умберто, писатель
Обещала Госпожа Сеть пересказ, в итоге получился перевод
Montano (отрывок из книги Children of Inquisition) Ласомбра-антитрибу, Старейшина Камарильи
Эпиграф к этой истории был взят из повести Камю, о человеке, который решил бросить вызов Богам. Наибольший интерес для автора герой этой повести представляет только, когда он осознает свое безвыходное положение. У него нет надежды, но нет такой судьбы, которая не может быть преодолена с помощью презрения к ней. И у него есть ноша, которая одновременно является его достоянием, его долгом и бременем. Камю заключает, что "все хорошо" и, что "его следует представлять себе счастливым". "Нет такой судьбы, которая не может быть преодолена с помощью презрения к ней" — и есть эпиграф. Никакой другой трагедии не опустошить преданного неоната клана с той же ужасающей яростью, как это сделает смерть прародителя. Не говоря уже о скорби, вызванной гибелью Сира или Князя, потеря основателя клана вызывает чувство утраты за пределами понимания смертных. Для Монтано внутренние конфликты вокруг гибели Старца Ласомбры перешли границы, известные прочим Сородичам.
читать дальшеЕго жизнь. История Монтано началась тысячи лет назад, в степях масаи, что в Восточной Африке. Он появился на свет на горе Килиманджаро в разгар яростной бури, унесшей жизнь его матери. Шаман кочевого племени Сокола углядел в этом знак свыше. Он нарек дитя Онтай, что означало Стойкий, и взял его в ученики. Будучи удивительным ребенком, он демонстрировал исключительное понимание мира животных и духов. Его глубокое сострадание и неутолимая жажда знаний радовали шамана. Когда Онтаю шел шестой год, небеса разверзлись, и черный мор обрушился на племя. Злой вампирский дух пришел после него в обличье бледного седого человека, который требовал себе в качестве дани молодежь племени. Опустошенное племя попыталось дать отпор, и шаман бросил в бой силу мира теней, но чужак играючи выстоял против них. Он глумился над шаманом, пока срывал плоть с его костей. И маленький Онтай поклялся на черепе убитого шамана, что он освободит свое племя от злобного существа, какой бы ни была плата за это. Древний вампир, внук Каина по имени Ласомбра, обошел уголки земли в поисках совершенного потомка. После создания и последовавшего за этим уничтожения великого множества разочаровавших его детей, он решил, что сможет получить верного и достойного чайльда, только воспитав его сам. И хотя Узы крови гарантировали преданность, Ласомбре была ненавистна сама мысль о том, что юный вампир сможет втайне носить злой умысел против него в дальнем уголке своего сердца. Он желал верности, той, что осталась бы даже после его окончательной гибели, и он придумал тысячи жестоких игр-проверок лояльности для своих потомков. И, когда никто из них не смог соответствовать этим невозможным стандартам, Ласомбра убил их всех. Таким образом, у могущественного Каинита возник план как получить такое дитя. Он желал найти могучих людей, выносливых, смелых и верных чувству долга, и преследовать их, желая одного. Племя Сокола народа масаи казалось идеалом: крепкие и победоносные в сражении, они скорее бы приняли смерть, чем отказались от чести. И Ласомбра начал свой жестокий эксперимент. Чумой и потусторонним отчаянием он опустошил племя, и сказал людям, что все они погибнут, если не отдадут ему ребенка, что был бы вечно верен ему. После того, как он получил такое дитя, он выбрал Онтая, шамана в обучении, служить в качестве товарища по играм для его "сына". Пестуя признательность и верность ребенка, Ласомбра следил за тем, чтоб дитя имело все, что хотело. Чтобы сделать мальчика прирожденным лидером, племя должно было повиноваться ему во всем. Ласомбра чувствовал, что это превратит его "сына" в настоящего лидера: привыкшего раздавать приказы и к безусловному повиновению. Но эксперимент провалился. Древний вампир воображал себе перспективного, целеустремленного потомка, посвятившего себя отцовской славе. Но то, что ему досталось, было высокомерным, испорченным мальчишкой, озабоченным только своими собственными прихотями. Выросший в роскоши, его сын не знал невзгод и не был проницательным по отношению к другим. Но, что даже хуже, важнее всего для него было не служение своему владыке и "отцу", а потакание мелочным прихотям. В ярости Ласомбра уничтожил своего "сына" и швырнул его останки перед племенем. Он сказал людям, что он убьет половину из них в назидание, и начнет свой эксперимент вновь. Поскольку он уже имел рецепт создания совершенного потомства, селение должно было давать ему сыновей беспрестанно. Народ племени Сокола поднял крик и двинулся в великой битве против бледного духа. В течение кровавой ночи Ласомбра вырезал многих воинов, но не смог перебить и половины деревни. Он сбежал с первыми лучами рассвета, тронувшими залитое кровью поле, но поклялся вернуться следующей ночью, дабы закончить свою расправу.
Его смерть. Ласомбра поднялся со своего земляного убежища следующей ночью и был потрясен. Онтай (уже юноша) сидел над ним, наблюдая. Каким-то образом ученик шамана выследил вампира в его тайном логове, но по какой-то причине не атаковал спящего монстра. Онтай тут же принес клятву верности вампиру, предлагая свою жизнь в вечное служение даже после гибели Ласомбры. Он не торговался за жизнь своей деревни и не излагал условий, но вверял себя беззаветно. Это немедленно возбудило подозрительность Ласомбры, но любопытство пересилило. Он похитил жизнь у не сопротивлявшегося юноши и вернул кровь Онтая вместе со своим собственным немертвым ихором. Но он не навязал Кровавые Узы Онтаю. Он не поверил в то, что Онтай истинно благороден и верен, и желал испытать его. Он отвел Онтая обратно в деревню и приказал юноше убить там всех до единого, начиная с его близких друзей. Онтай начал делать это без колебаний. В этот момент Ласомбра осознал, что Онтай сдержит свою клятву любой ценой — даже полного уничтожения его народа. И он сделает это просто потому, что дал слово. И уже оттого, что Онтай согласился без какого-либо принуждения, Ласомбра не мог повторить эксперимент. Успех всецело зависел от одной лишь свободной воли Онтая — это единственное условие Ласомбра не мог контролировать. Вампир отменил свой приказ, Связал дитя Кровью, и покинул племя Сокола, чтобы никогда не вернуться. Все, что Онтай взял с собой, было черепом погибшего шамана, символом вечного обета, что он дал. Вампир был изумлен и глубоко взволнован таким поворотом событий. Он создал идеальное дитя, честное и преданное, но не приблизился к определению формулы создания такого потомства. Он мог так и не принудить кого-либо перенять благородство Онтая или повторить его жертву. В глубине своей немертвой души Ласомбра тихонько удивлялся: не перехитрил ли его чайльд? Простой паренек обманом заставил древнего Сородича оставить народ Сокола в покое? Но как он мог? Ласомбра мог позволить ему перебить племя. Но факт оставался фактом — поскольку он был готов уничтожить свой народ, Онтай спас их всех.
Его нежизнь. Ласомбра нарек Онтая на западный манер Монтано и взял его с собой в Старый Свет, сея ужас и оставляя бесчисленное потомство. Монтано помогал своему мастеру в создании и испытании детей. Немногие соответствовали Монтано, и ни один не мог сравниться с его непоколебимым благородством. Так Старец познал, что благородство его старшего сына проистекает из него самого. Эта сила была за пределами его контроля и способности повторить ее в других сынах. В итоге Ласомбра никогда не чувствовал себя полностью спокойным рядом с Монтано, и предпочитал ему других, менее достойных потомков. Если Монтано и страдал под грузом такой несправедливости, никто не знал. Клан Ласомбра быстро распространялся и переместил свой дом с Пиренейского полуострова в Имперский Рим. Для общества смертных Монтано представлялся таинственной, броской и романтичной фигурой при римском дворе. Его темные точеные черты и благородные манеры сделали его объектом зависти многих придворных и заслужили расположение многих женщин. Он умело использовал каждую каплю заработанного авторитета для приумножения могущества клана, в отличие от других потомков, которые добивались власти, дабы прокормить свои собственные раздувшиеся эго. Монтано собрал элитный легион могучих воинов, которых Ласомбра нарек своим Победоносным Корпусом, и руководил кровавыми стычками и дерзкими тактическими маневрами против других вампирских кланов. Их сражения выходили за рамки человеческих баталий, и попали в историю Европы посредством войн, развязанных смертными пешками. Стойкость Монтано в качестве воина и его храбрость лидера принесли его "полночным отрядам" зловещую славу на поле брани. Он развернул обширную шпионскую сеть по всей Римской империи и за ее пределами. Укрепляя влияние клана, он контролировал то, как обширная империя язычников поддалась более сплоченной христианской империи. По мере того как сменялись столетия, кровь Ласомбра ослабла до того, что он уже не мог бодрствовать долго. Все больше и больше времени он проводил в торпоре, предоставив своим сынам решать его дела. Клан перенес свой дом в Сицилию, подальше от Италии, втянутой в сражения с наступающими армиями Святой Римской Империи, возглавляемой Вентру. Ласомбра построили огромный замок для защиты их спящего монарха и приняли решение уладить военные конфликты с германцами. Когда вести о мятеже анархов достигли Итальянского двора, Монтано симпатизировал их движению. Однако анархи представляли угрозу для его господина, и преданный сын искал способ сокрушить их. Его "брат", Грациано, предал его: прихватив с собой важные секреты, он присоединился к анархам. Анархи напали на замок и смели стражей; один из их лидеров даже выпил кровь Патриарха. Оставшиеся члены клана должны были решить: присоединиться к анархам или умереть. Все они предпочли сдаться и присоединиться к врагу. Все, но не Монтано. Пусть он и презирал древнего вампира и был благодарен за его гибель, Монтано клялся в вечной преданности и отказался нарушить обет. Таким образом, он выбрал третий вариант — бегство. Он покинул замок и присоединился к зарождающейся Камарилье как один из их немногочисленных Ласомбра-антитрибу.
Его характер Сильнейшая черта характера Монтано — это его готовность безропотно нести свой удел. Из-за своей чести он продолжает свое служение. Из-за своей высокой человечности, он продолжает испытывать ужас от своих собственных поступков. Его тяготит это существование, но его честь для него гораздо ценнее, нежели относительный покой.
Получила первый перезачет Препод согласился поставить мне его, только если я отсижу у него лекцию Позитивный такой дяденька-политолог, не устававший повторять, что "мы живем в мире тьмы мрачном и страшном мире, где всегда всем было и будет плохо" (он такой, и в газете работал и в администрации области, и в выборных кампаниях.. В общем, столкнулся со всем в его профессии, после чего страшно жить)
Вся лекция шла про современную ситуацию в мире, говорил, что может так выйти, или этак... но один итог другого хуже и, одним словом, девочки, страшно жить. Он в конце пары вышел в коридор, группа к которой я присоседилась - рекламщики 2 курс - начинает тут же бубнить школота отчетливо слышу с задних рядов: "Я вот ничего не поняла"
А потом они такие выпускаются, и действительно становится страшно жить
Личинка ручейника (Caddisfly или Trichoptera) известна тем, что строит себе "домик" из подручных средств. Губерт Дюпре (Hubert Duprat) дал им немного золота и драгоценных камней, и вот что получилось.